Агиографическая литература что это
Агиография
Агиогра́фия (от греч. ἅγιος — святой; γράφω — пишу) — изучение жития святых, богословских и историко-церковных аспектов святости. Жития святых могут изучаться с историко-богословской, исторической, социально-культурной и литературной точек зрения. С историко-богословской точки зрения жития святых изучаются как источник для реконструкции богословских воззрений эпохи создания жития, его автора и редакторов, их представлений о святости, спасении, обожении и т. д. В историческом плане жития при соответствующей историко-филологической критике выступают как источник по истории церкви, равно как и по гражданской истории. В социально-культурном аспекте жития дают возможность реконструировать характер духовности, социальные параметры религиозной жизни, религиозно-культурные представления общества. Жития, наконец, составляют едва ли не самую обширную часть христианской литературы, со своими закономерностями развития, эволюцией структурных и содержательных параметров и т. д., и в этом плане являются предметом литературно-филологического рассмотрения
Содержание
Структура
Литературно-филологическое изучение житий выступает как основа всех прочих типов исследований. Жития пишутся по определённым литературным канонам, меняющимся во времени и различным для разных христианских традиций. Любая интерпретация житийного материала требует предварительного рассмотрения того, что относится к сфере литературного этикета. Это предполагает изучение литературной истории житий, их жанров, установление типичных схем их построения, стандартных мотивов и приёмов изображения и т. д. Так, например, в таком агиографическом жанре, как похвала святому, соединяющем в себе характеристики жития и проповеди, выделяется достаточно чёткая композиционная структура (введение, основная часть и эпилог) и тематическая схема основной части (происхождение святого, рождение и воспитание, деяния и чудеса, праведная кончина, сравнение с другими подвижниками); эти характеристики восходят к позднеантичному энкомиуму (см. энкомий), и их разная реализация в процессе развития житийной литературы даёт существенный материал как для историко-литературных, так и для историко-культурных выводов.
Агиографической литературе свойственны многочисленные стандартные мотивы, такие, например, как рождение святого от благочестивых родителей, равнодушие к детским играм и т. п. Подобные мотивы выделяются в агиографических произведениях разных типов и разных эпох. Так, в актах мучеников, начиная с древнейших образцов этого жанра, приводится обычно молитва мученика перед кончиной и рассказывается о видении Христа или Царствия Небесного, открывающегося подвижнику во время его страданий. Эти стандартные мотивы обусловлены не только ориентацией одних произведений на другие, но и христоцентричностью самого феномена мученичества: мученик повторяет победу Христа над смертью, свидетельствует о Христе и, становясь «другом Божиим», входит в Царство Христово. Эта богословская канва мученичества естественно отражается и в структурных характеристиках мученических актов.
Стиль
Житие святого — это не столько описание его жизни (биография), сколько описание его пути к спасению, типа его святости. Поэтому набор стандартных мотивов отражает прежде всего не литературные приёмы построения биографии, а динамику спасения, того пути в Царство Небесное, который проложен данным святым. Житие абстрагирует эту схему спасения, и поэтому само описание жизни делается обобщённо-типическим. Сам способ описания пути к спасению может быть различным, и как раз в выборе этого способа более всего различаются восточная и западная агиографические традиции. Западные жития обычно написаны в динамической перспективе, автор как бы прослеживает из своей позиции, из земного бытия, по какой дороге прошёл святой от этого земного бытия к Царствию Небесному. Для восточной традиции более характерна обратная перспектива, перспектива святого, уже достигшего Небесного Царства и от вышних озирающего свой путь к нему. Эта перспектива способствует развитию витийственного, украшенного стиля житий, в которых риторическая насыщенность призвана соответствовать неумопостигаемой высоте взгляда из Царствия Небесного (таковы, например, жития Симеона Метафраста, а в русской традиции — Пахомия Серба и Епифания Премудрого). При этом особенности западной и восточной агиографической традиции очевидным образом соотносятся с характерными чертами западной и восточной иконографии святых: сюжетности западной иконографии, раскрывающей путь святых к Богу, противопоставлена статичность иконографии византийской, изображающей прежде всего святого в его прославленном, небесном состоянии. Таким образом, характер агиографической литературы непосредственно соотнесён со всей системой религиозных воззрений, различиями религиозно-мистического опыта и т. д. Агиография как дисциплина и изучает весь этот комплекс религиозных, культурных и собственно литературных явлений.
Древнерусская литература. Под редакцией Д. С. Лихачева
Глава 1. Литература XI — начала XIII В. (О. В. Творогов).
6. Агиография
6. Агиография
Русская церковь стремилась к правовой и идеологической автономии от церкви византийской. С тех пор как в 1051 г. митрополитом был поставлен русский: духовник Ярослава Мудрого — Иларион, все более возрастал авторитет русских монастырей, и прежде всего Киево-Печерского.
Русской церкви было чрезвычайно важно добиться канонизации собственных, русских святых, непременным условием которой (как сказано выше) было наличие жития. Таковы были внелитературные причины возникновения на Руси оригинальных житий. Но несомненно, немалую роль играли и причины литературно-эстетические: знакомство с переводными, византийскими житиями и патериковыми легендами также могло пробудить у русских книжников стремление попробовать свои силы в этом жанре.
Древнейшим русским житием было, видимо, «Житие Антония Печерского» — монаха, первым поселившегося в пещере и своим поступком подавшего пример к основанию пещерного скита, превратившегося затем в прославленный Киево-Печерский монастырь. Однако «Житие Антония Печерского» до нас не дошло, хотя нет оснований сомневаться в том, что оно существовало [1].
«Житие Феодосия Печерского» и два варианта жития Бориса и Глеба. Так, определились две главные группы агиографических сюжетов: одни жития были «целиком посвящены теме идеального христианского героя, ушедшего из «мирской» жизни, чтобы подвигами заслужить жизнь «вечную» (после смерти), тогда как герои другой группы житий стремятся обосновать своим поведением не только общехристианский, но и феодальный идеал» [2].
И все же перед нами далеко не традиционное житие, построенное в строгом соответствии с византийским житийным каноном [5]. В «Житии Феодосия» немало черт, резко ему противоречащих. Однако это не показатель неопытности автора, не сумевшего согласовать известные ему факты или предания о святом с традиционной схемой жития, напротив, это свидетельство писательской смелости и художественной, самостоятельности Нестора.
Особенно необычен для традиционного жития образ матери Феодосия. Мужеподобная, сильная, с грубым голосом, погруженная в мирские заботы о «селах» и «рабах», волевая, даже жестокая, она страстно любит сына, но не может смириться с тем, что мальчик растет чуждым всего земного, отрешенным от мира аскетом. Хотя автор говорит в начале жития о «всяческом благочестии» матери Феодосия, она всеми силами противится благочестивым помыслам своего сына. Ее раздражает религиозное рвение Феодосия, ей кажется унизительным, что он упрямо отказывается носить «светлые одежды», предпочитая им рубище; обнаруженные на теле отрока вериги приводят ее в ярость. Вероятно, все это были черты реальной матери Феодосия, и Нестор не счел возможным изменять их в угоду житийной традиции, тем более что суровая непреклонность женщины еще ярче оттеняла решимость мальчика Феодосия «предать себя богу».
Но привлекательность литературной манеры Нестора не только в его стремлении нарисовать живые характеристики персонажей, а и в умении создавать иллюзию достоверности даже в описании фантастических эпизодов, которых так много в житии.
«медуше» (кладовой) не осталось меда, говорит Феодосию, что он даже бочонок «опровратил (перевернул) и тако ниць положил». Эти слова должны убедить Феодосия (а заодно и читателя жития) в том, что меда действительно не осталось ни капли. И тем поразительнее чудо, сотворенное Феодосией: ключник по повторному требованию игумена отправляется в медушу и к изумлению своему видит, что опрокинутый им ранее пустой бочонок вновь поставлен и доверху полон медом.
В другом случае пустой прежде сусек по молитве Феодосия наполняется мукой, при этом ее так много, что она даже пересыпается через край сусека на землю. Эта деталь делает изображенную картину зримой, и читатель, подталкиваемый силой воображения, верит в истинность описываемого чуда.
«Жития Бориса и Глеба». Образцами другого типа жития — мартирия (рассказа о святом-мученике) являются два жития, написанные на сюжет о мученической кончине Бориса и Глеба. Одно из них («Чтение о житии и о погублении. Бориса и Глеба»), как и «Житие Феодосия Печерского», написано тем же Нестором [6], автор другого, именуемого «Сказание и страсть и похвала святую мученику Бориса и Глеба» [7], неизвестен. Среди исследователей нет единого мнения о том, когда было написано «Сказание» — в середине XI в. или же в начале XII в. — и, следовательно, до или после «Чтения о житии и о погублении», написанного Нестором [8].
Создание церковного культа Бориса и Глеба преследовало две цели. С одной стороны, канонизация первых русских святых поднимала церковный авторитет Руси, свидетельствовала о том, что Русь «почтена пред богом» и удостоилась своих «святых угодников». С другой стороны, культ Бориса и Глеба имел чрезвычайно важный политический смысл: он «освящал» и утверждал не раз провозглашавшуюся государственную идею, согласно которой все русские князья — братья, и в то же время подчеркивал обязательность «покорения» младших князей старшим [9]. Именно так поступили Борис и Глеб: они беспрекословно подчинились своему старшему брату Святополку, почитая его «в отца место», а он злоупотребил их братской покорностью.
«отня дружина» была готова силой добыть престол молодому князю, однако Борис отказался, ибо не захотел поднять руки на старшего брата, и заявил о своей готовности почитать его как отца. Тогда дружина покидает Бориса. Он остался лишь с небольшим отрядом своих «отроков» и был убит по приказанию Святополка.
Затем Святополк посылает гонца к муромскому князю Глебу, призывая его как можно скорее прибыть к больному отцу. Глеб, не подозревая обмана, отправляется в Киев. В Смоленске его догоняет посол от Ярослава со страшным известием: «Не ходи, отець ти умерл, а брат ти убьен от Святополка». Глеб горько оплакивает отца и брата. Здесь же, под Смоленском, его настигают посланные Святополком убийцы. По их приказу княжеский повар «вынез ножь, зареза Глеба».
В борьбу с братоубийцей вступает Ярослав Владимирович. Он встречается со Святополком на берегах Днепра. Рано утром воины Ярослава переправляются через реку и «отринуша лодье от берега», чтобы сражаться до победы или погибнуть, нападают на рать Святополка. Завязывается битва, в которой Святополк терпит поражение. Правда, с помощью польского короля Болеслава Святополку удается на время изгнать Ярослава из Киева, но в 1019 г. войско Святополка снова разгромлено, а сам он бежит за пределы Руси и умирает в неведомом месте «межю Ляхы и Чехы». «Сказание» повествует, казалось бы, о тех же самых событиях, но значительно усиливает агиографический колорит, для него характерна повышенная эмоциональность и нарочитая условность.
Не менее неожиданно поведение Глеба: когда убийцы с обнаженными мечами прыгают в его лодку и князю остаются считанные мгновения до смерти, он успевает произнести три монолога и помолиться. Все это время убийцы терпеливо ждут, как бы застывают с занесенными над своей жертвой мечами.
Еще одна характерная деталь. Исследователи обращали внимание на лирическое изображение «беззащитной юности Глеба», который просит у своих убийц пощады, «как просят дети»: «Не дейте мене. Не дейте мене!» (т. е. «не трогайте», «оставьте») [11]. Это чисто литературный прием. Действительно, если принять летописную версию истории Владимира, то самому младшему из сыновей в момент его смерти было бы по крайней мере лет 27: Борис и Глеб считаются сыновьями его от болгарки, т. е. рождены в то время, когда Владимир был еще язычником. С момента крещения князя и женитьбы его на византийской царевне Анне до смерти его в 1015 г. прошло 27 лет, в то время, следовательно, и Борис и Глеб были отнюдь не юношами, а зрелыми воинами.
Еще пример «невольной дани жанру» привел И. П. Еремин: Борис выступает в «Сказании» как мученик за веру, хотя его вере Святополк, разумеется, не угрожал [12].
Несмотря на бесспорную дань агиографическому жанру, в изображении событий и особенно в характеристике героев «Сказание» не могло быть признано образцовым житием. Оно слишком документально и исторично. Именно поэтому, как полагает И. П. Еремин, Нестор решает написать иное житие, более удовлетворяющее самым строгим требованиям классического канонического памятника этого жанра [13].
Если мы сравним «Житие Феодосия Печерского», с одной стороны, и «Сказание», а особенно «Чтение» о Борисе и Глебе, с другой, то заметим различные тенденции, отличающие сравниваемые памятники: если в «Житии Феодосия Печерского» «реалистические детали» прорывались сквозь агиографические каноны, то в житиях Бориса и Глеба канон, напротив, преобладает и в ряде случаев искажает жизненность описываемых ситуаций и правдивость изображения характеров. Тем не менее «Сказание» в большей степени, чем «Чтение», отличается своеобразной лиричностью, которая особенно ярко проявляется в предсмертных монологах Бориса и особенно Глеба, скорбящего об отце и брате и искренне страшащегося неминуемой смерти.
Абстрагированность в житиях. Для агиографической литературы характерна еще одна черта, которая особенно ярко проявится позднее, в житийной литературе XIV-XV вв., но дает о себе знать уже в житиях XI-XII вв. Черта эта — абстрагированность. Суть ее в том, что автор нарочито избегает определенности, точности, любых деталей, которые указывали бы на частность, единичность описываемых ситуаций. Это не случайность, а осмысленное стремление рассматривать жизнь святого как бы вне времени и пространства, как эталон этических норм, вечный и повсеместный. Так, например, в «Житии Феодосия Печерского» рассказывается о междукняжеской борьбе в 1073 г. (когда князья Всеволод и Святослав изгнали великого князя киевского Изяслава) в следующих выражениях: «Бысть в то время съмятение некако от вьселукавааго врага в трьх кънязьх, братии сущем по плъти, якоже дъвема брань (войну) сътворити на единого старейшааго си брата, христолюбьца иже поистине боголюбьца Изяслава. То же тако тъ прогънан бысть от града стольнааго, и онема пришьдъшема в град тъ. ». Мы видим, что не названы ни имена князей — противников Изяслава, ни Киев (он именуется лишь «стольным градом»), а сама феодальная распря изображается исключительно как результат дьявольского наущения. Для абстрагирующей тенденции характерно опущение имен, именование людей по их социальному положению («некий боярин», «сей муж» или «стратиг некий»; в этом последнем случае вместо обычного русского наименования «воевода» употребляется греческий термин «стратиг»), опущение географических наименований, точных дат и т. д. Однако в агиографической литературе Киевской Руси эта тенденция только начинает себя проявлять, наиболее полное выражение она найдет, как уже сказано, позднее — в XIV-XV вв. [14].
[1] На «Житие Антония Печерского» ссылается, например, составитель Киево-Печерского патерика.
[2] Адрианова-Перетц В. П. Сюжетное повествование в житийных памятниках XI-XIII вв. — В кн.: Истоки русской беллетристики. Л., 1970, с. 91.
XI — нач. XII в. М.. 1978. с. 304-391.
[4] См.: Бугославский С. А. К вопросу о характере и объеме литературной деятельности преп. Нестора. — «ИОРЯС». Пг., 1915, т. XIX, кн. I, с. 148-155.
— Славянские литературы (VII Международный съезд славистов. Варшава, август 1973 г.). М., 1973.
[6] «Чтение о Борисе и Глебе» издано И. И. Срезневским («Сказание о святых Борисе и Глебе». Сильвестровский список XIV века. Спб., 1860) и Д. И. Абрамовичем (Жития св. мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916).
[7] Здесь употреблена грамматическая форма родительного падежа двойственного числа (т. е. «. похвала (двух) святых мучеников Бориса и Глеба»).
[10] См.: Еремин И. П. Литература Древней Руси, с. 25.
[12] См.: Еремин И. П. Литература Древней Руси, с. 20.
[14] См.: Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 2-е, доп. Л., 1971, с. 123-136.
Агиографическая литература
Агиограмфия (греч. Ьгйпт «святой» и гсЬцщ «пишу»), научная дисциплина, занимающаяся изучением житий святых, богословскими и историко-церковными аспектами святости. Жития святых могут изучаться с историко-богословской, исторической, социально-культурной и литературной точек зрения. С историко-богословской точки зрения жития святых изучаются как источник для реконструкции богословских воззрений эпохи создания жития, его автора и редакторов, их представлений о святости, спасении, обожении и т. д. В историческом плане жития при соответствующей историко-филологической критике выступают как первоклассный источник по истории церкви, равно как и по гражданской истории. В социально-культурном аспекте жития дают возможность реконструировать характер духовности, социальные параметры религиозной жизни (в частности, и так называемую народную религиозность), религиозно-культурные представления общества. Жития, наконец, составляют едва ли не самую обширную часть христианской литературы, со своими закономерностями развития, эволюцией структурных и содержательных параметров и т. д., и в этом плане являются предметом литературно-филологического рассмотрения.
Предметом изучения в данной работе, стала агиографическая литература, и ее место в русской культуре. Изучение характера этой литература, на русскую культуру, поиск общих закономерностей историко-культурного процесса, а также выявление и исследование частных, национальных закономерностей развития культуры и особенностей ее функционирования в данных исторический условиях, и будет основополагающими факторами данного исследования.
Мы будем рассматривать особенности древнерусской культуры со времени образования Киевской Руси до начала домонгольского периода (XII в.). Литературно-филологическое изучение житий выступает как основа всех прочих типов исследований.
Жития пишутся по определённым литературным канонам, меняющимся во времени и различным для разных христианских традиций. Любая интерпретация житийного материала требует предварительного рассмотрения того, что относится к сфере литературного этикета.
Это предполагает изучение литературной истории житий, их жанров, установление типичных схем их построения, стандартных мотивов и приёмов изображения и т. д. Так, например, в таком агиографическом жанре, как похвала святому, соединяющем в себе характеристики жития и проповеди, выделяется достаточно чёткая композиционная структура (введение, основная часть и эпилог) и тематическая схема основной части (происхождение святого, рождение и воспитание, деяния и чудеса, праведная кончина, сравнение с другими подвижниками); эти характеристики восходят к позднеантичному энкомиуму, и их разная реализация в процессе развития житийной литературы даёт существенный материал как для историко-литературных, так и для историко-культурных выводов.
Агиографической литературе свойственны многочисленные стандартные мотивы, такие, например, как рождение святого от благочестивых родителей, равнодушие к детским играм и т. п. Подобные мотивы выделяются в агиографических произведениях разных типов и разных эпох. Так, в актах мучеников, начиная с древнейших образцов этого жанра, приводится обычно молитва мученика перед кончиной и рассказывается о видении Христа или Царствия Небесного, открывающегося подвижнику во время его страданий. Эти стандартные мотивы обусловлены не только ориентацией одних произведений на другие, но и христоцентричностью самого феномена мученичества: мученик повторяет победу Христа над смертью, свидетельствует о Христе и, становясь «другом Божиим», входит в Царство Христово. Эта богословская канва мученичества естественно отражается и в структурных характеристиках мученических актов.
При этом особенности западной и восточной агиографической традиции очевидным образом соотносятся с характерными чертами западной и восточной иконографии святых: сюжетности западной иконографии, раскрывающей путь святых к Богу, противопоставлена статичность иконографии византийской, изображающей прежде всего святого в его прославленном, небесном состоянии. Таким образом, характер агиографической литературы непосредственно соотнесён со всей системой религиозных воззрений, различиями религиозно-мистического опыта и т. д. Агиография как дисциплина и изучает весь этот комплекс религиозных, культурных и собственно литературных явлений.
1. Формирование культуры на основе агиографической литературы
Историософские убеждения христианского мыслителя вынашивались в течении долгого жизненного и духовного пути, в процессе глубокой внутренней нравственной работы. Будет, думается, справедливым суждение, что Федотов в своей исследовательской деятельности идет в русле синкретического объединения философии, богословия и истории. Механизмом такого емкого, полифонического видения общественного развития является, по Федотову, культура. Осмыслению этого феномена отводит мыслитель первенствующее значение. И в этом плане на эпифеномены религиозного сознания, моральные нормы, разнообразные в своей пестроте политические события Федотов смотрит сквозь призму культуры. Эта исследовательская интенция, синтезирующая различные аналитические платформы, давала мыслителю такую редкую органичность и целостность суждений и взглядов по отдельным историческим сюжетам. Можно более обобщенно сказать, что в осмыслении истории федотовский культурологический метод направлен на наиболее полное представление человека.
И поэтому вряд ли будет преувеличением назвать аналитический опыт Федотова пионерским исследовательским проектом, задачей которого является «заглянуть за зеркало эмпирически осязаемой экономической и политической истории». В более обобщенной отрефлексированной форме основные контуры этого интеллектуального опыта весьма емко описаны известным современным французским историком Ж.Ле Гоффом: «В зеркале, которое экономическая история держит перед обществом, отражаются не лица, не воскрешенные люди, а бледные абстрактные схемы. Не хлебом единым жив человек, но такая история не имела и хлеба, она пробавлялась скелетами, движущимися в автоматическом танце. Против этих бестелесных механизмов нужно было найти противоядие. Нужно было найти для истории нечто иное. Этим иным стала ментальность 1. Балакина Т.И. История русской культуры. М., 1993.
Исследуя русскую культуру в её генезисе, автор книги «Святые Древней Руси» отмечает в ней сильные языческие корни. Было бы верхом наивности предполагать, что сам акт массового крещения народа в реке сразу и беспроблемно утвердит новую веру. И всё же: семена православной веры пали уже на удобренную почву. Это было обусловлено тем, что на русских просторах не было укоренившихся церковных структур иных религий, а пантеистические верования разных языческих племён без большого труда уживались с новыми религиозными идеалами. И после того как в Киеве и Новгороде статуи языческого Перуна были разрушены, в массовом сознании его спокойно заменил Илья Пророк. Всех новых богов приняла в своё лоно русская язычески-христианская культура. Христианство, придя к нам из Византии в его греко-восточном обличии, приобрело в Киевской Руси свои краски. И это обстоятельство, надо сказать, ценилось Федотовым: «. Мы обязаны специфицировать вселенское задание христианства: найти ту особую ветвь на Лозе, которая отмечена нашим именем: русскую ветвь православия» (там же, с. 27)
В этом высказывании весьма чётко прослеживается ещё одна характерная черта федотовской идейно-теоретической платформы: отказ от ограниченного церковного партикуляризма и узколобого национализма. В своей программной работе «Лицо России» христианский мыслитель со всей определённостью заявляет о необходимости «сочетания национального с общечеловеческим» в деле возрождения России. Этот процесс русскому мыслителю представляется как «дело всемирной культуры».
Как уже было отмечено выше, особое место в осмыслении русской духовной культуры Федотов отводит «Житиям святых». Сам приём в отечественной историографии, надо сказать, достаточно тривиальный: ещё Ключевский изучил по рукописям до 150 житий в 250 редакциях! В своём поистине титаническом труде выдающийся русский историк ставил целью нахождение новых фактических сведений по вполне конкретной проблеме колонизации русского Севера. Для Федотова все эти источники имели, если можно так выразиться, метафизический смысл. Они являли собой реальную манифестацию религиозно-нравственных исканий в России, открытую дверь в живой религиозный опыт людей. Вот что сам Федотов говорит о задачах исследования: «В русских святых мы чтим не только небесных покровителей святой и грешной России: в них мы ищем откровения нашего собственного духовного пути. Верим, что каждый народ имеет собственное религиозное призвание, и, конечно, всего полнее оно осуществляется его религиозными гениями. Здесь путь для всех, отмеченный вехами героического подвижничества немногих. Их идеал веками питал народную жизнь».
В анализе святости Федотов показывает специфику православного осмысления этой проблемы. В православии как идейной платформе доминирующим элементом всегда было общее, традиционное. Хотя это общее проявлялось не в безжизненных схемах, а в деяниях живых людей, однако для того, чтобы уловить за общим штампом живые человеческие черты, требуется особая чувствительность и внимательность. «Личное в житии, как и на иконе, дано в тонких чертах, в оттенках: это искусство нюансов. Вот почему от исследователя требуется здесь гораздо больше острого внимания, критической осторожности, тонкой, ювелирной акривии, чем для исследователя католической святости.
2. Репертуар русской агиографической литературы
Из летописи известно, что начало систематическому собиранию книг было положено на Руси князем Владимиром, который, оставляя Корсунь, вывез из греческого города немало фолиантов. Далее эта библиотека пополнялась более благородным путем: книги покупали, их дарили в подарок, с багажом литературы приезжали направленные в русскую митрополию греческие иереи. Основной поток книг шел из Византии и Болгарии. Рыбаков Б.А. Мир истории. М., 1984.
К XII в. христиане имели почти полный славянский перевод Библии. Велика заслуга на поприще просвещения князя Ярослава Мудрого.
Имена авторов о походах Олега, о крещении Ольги или войнах Святослава не известны. Первым известным автором литературного произведения на Руси стал священник княжеской церкви в Берестове, впоследствии митрополит Иларион.
В начале 40-х годов XI в. он создал свое знаменитое «Слово о законе и благодати», в котором в яркой публицистической форме изложил свое понимание места Руси в мировой истории. О нем уже шла речь. Во второй половине XIв. появляются и другие яркие литературно-публицистические произведения: «Память и похвала Владимира» монаха Иакова, в котором идеи Илариона получают дальнейшее развитие и применяются к исторической фигуре Владимира I. В это же время создаются «Сказание о первоначальном распространении христианства на Руси», «Сказание о Борисе и Глебе», святых покровителях и защитниках Русской земли. Рыбаков Б.А. Мир истории. М., 1984.
В последней четверти XIв. начинает работать над своими сочинениями монах Нестор. Летопись была его завершающей фундаментальной работой. До этого он создал знаменитое «Чтение о житии Бориса и Глеба». В нем, как и в «Слове» Илариона, как позднее в «Повести временных лет», звучат идеи единства Руси, воздается должное ее защитникам и радетелям. Уже в ту пору русских авторов беспокоит эта нарастающая политическая вражда в русских землях, в которой они угадывают предвестие будущей политической катастрофы.
Литература ХII в. продолжает традиции русских сочинений ХI в. Создаются новые церковные и светские произведения, отмеченные яркой формой, богатством мыслей, широкими обобщениями; возникают новые жанры литературы. На склоне лет Владимир Мономах пишет свое знаменитое «Поучение детям», ставшее одним из любимых чтений русских людей раннего средневековья. Также, в начале ХII в. один из сподвижников Мономаха игумен Даниил создает свое, не менее знаменитое «Хождение игумена Даниила в святые места».
1. Балакина Т.И. История русской культуры. М., 1993.
3. Вздорнов Г.И. Византия и Русь. М., 1989.
4. Рыбаков Б.А. Мир истории. М., 1984.
Подобные документы
Этапы развития агиографической литературы. Причины возникновения жанра жития, их особенности. Исследование «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» как автобиографического жанра. Анализ литературных памятников Нестора и Епифания Премудрого.
дипломная работа [88,6 K], добавлен 30.07.2010
реферат [36,0 K], добавлен 25.07.2010
Русская литература в XVI веке. Русская литература в XVII веке (Симеон Полоцкий). Русская литература XIX века. Русская литература XX века. Достижения литературы XX века. Советская литература.
доклад [22,2 K], добавлен 21.03.2007
Представление о святости в русской религиозной традиции. Основные принципы творчества И.С. Тургенева и Г. Флобера. «Живые мощи» как тургеневский вариант агиографической литературы. Концепция святости в произведении Гюстава Флобера «Простая душа».
дипломная работа [180,4 K], добавлен 18.08.2011
Процесс становления сатирической литературы XVII в. Пословицы и поговорки в работе Аввакума «Житие». Особенности смеховой культуры Руси, развитие новой литературы. Татищев и его философские воззрения. Вклад М. Ломоносова в развитие отечественной культуры.
реферат [28,1 K], добавлен 23.04.2013
Житийный жанр в древнерусской литературе. Особенности формирования древнерусской литературы. Древнерусская культура как культура «готового слова». Образ автора в жанровом литературном произведении. Характеристика агиографической литературы конца XX в.
дипломная работа [95,8 K], добавлен 23.07.2011
Основные проблемы изучения истории русской литературы ХХ века. Литература ХХ века как возвращённая литература. Проблема соцреализма. Литература первых лет Октября. Основные направления в романтической поэзии. Школы и поколения. Комсомольские поэты.
курс лекций [38,4 K], добавлен 06.09.2008
Русское общество в XVIII веке: организация системы образования, упор на естественнонаучные и технические предметы, просвещение как практическая ценность. Проявление лучших традиций древнерусской литературы в русском литературном творчестве XVIII века.
презентация [1,4 M], добавлен 21.12.2014
Место агиографии в системе жанров древнерусской литературы. Многоуровневый подход к изучению памятников: богословский, исторический, литературоведческий аспекты. Методологические проблемы изучения данной тематики, источники и пути их разрешения.
реферат [31,6 K], добавлен 31.03.2016
Понятие массовая культура, её происхождение. Коммерциализация писательской деятельности. Феномен «глянцевого писателя». Жанры массовой литературы. Лики массовой литературы США. Русская словесность. Аспекты массовой литературы в России в XIX веке.
реферат [33,6 K], добавлен 11.06.2008