Как выбирали императора в византии
Монархическая республика Византия. Как историк Энтони Калделлис переворачивает наши представления об устройстве власти в Византийской империи
Зачастую Византия считается эталоном автократии: помазанный Господом на царство православный император-базилевс и беспрекословно подчиняющиеся ему граждане. Но историческое знание не стоит на месте, и сегодня крупнейший византинист Энтони Калделлис утверждает: Византия не была сверхрелигиозной, а базилевс правил лишь до тех пор, пока пользовался народной поддержкой. Византинист Даня Плешак рассказывает о том, каковы новые представления о политическом строе Константинополя, почему старый взгляд на него связан с идеологией нацизма и кто из советских ученых выдвинул идеи, близкие Калделлису, еще 80 лет назад.
Византийцы, или, как они себя называли, ромеи, считали себя римлянами и полагали, что живут во Втором Риме, воплотившем лучшие традиции Рима первого. Свою историю они возводили к основанию Вечного города Ромулом и Ремом в 753 году до н. э. Такое наследие подразумевало память о республиканской форме правления. Почти пятьсот лет Рим был республикой, в которой решения принимались коллегиально, а общественные должности были выборными. Однако к началу нашей эры его демократические институты сильно ослабли. Это привело к захвату верховной власти Юлием Цезарем, а затем к установлению власти императорской. Изначально император считался принцепсом, первым среди равных с ним по статусу сенаторов, но к III веку избавились и от этой иллюзии коллегиального правления — и император официально получил полноту верховной власти.
В начале IV столетия Константин Великий привнес два важных изменения в жизнь империи. Во-первых, он принял Миланский эдикт о веротерпимости, позволивший римлянам свободно практиковать христианство, что привело к распространению этой религии и обращению в нее большинства жителей империи. Доподлинно неизвестно, крестился ли Константин, но все последующие императоры, за исключением Юлиана Отступника, были христианами. Они высоко ценили личность Константина, полагали себя его наследниками, а также считали образцовым правителем империи именно его, а не Цезаря или Августа.
Ключевую роль в создании образа Константина как идеального императора сыграл писатель Евсевий Кесарийский. В сочинении «О жизни Константина» он пересказывает биографию императора, изображая его набожным христианином, а его противников — закоренелыми язычниками, которых Бог наказывает за грехи. Евсевий не скупится на комплименты, он пишет, что Бог утвердил Константина «великим светильником и громогласнейшим вестником непогрешительного богопочтения, осыпанным различными дарованными ему благами». Это сочинение было создано уже после смерти Константина, так что нельзя рассматривать его как попытку снискать благосклонность главы Римской империи. Скорее Евсевий обращался к наследникам императора и стремился дать им образец идеального правителя для обновленной христианством державы. Евсевий явно добился успеха, поскольку его текст стал примером, по которому строились похвалы римским и византийским самодержцам в поздней Античности и в Средневековье.
Помимо этого, Константин разделил империю на несколько частей и для восточной ее части заложил новую столицу на берегах Босфора. Город назвали в честь основателя Константинополем. После раздела Римской империи на Восточную и Западную он стал центром нового государства. В 476 году, после отречения последнего императора Запада, константинопольский правитель утвердил себя единственным наследником Ромула, Цезаря и Константина. Со временем язык империи сменился с латинского на греческий, а император стал именоваться греческим словом «василевс» (βασιλεύς), буквально означающим «царь».
Как мы видим, к началу Средних веков в Византии сформировался вполне цельный образ императора. Он изображался как всемогущий автократ, чья фигура священна и трон которому дарован Богом.
Такое представление можно обнаружить в историографии и придворной литературе. Наиболее полное выражение оно нашло в жанре панегирика — хвалебной поэмы, адресованной императору. Поэты-панегиристы не скупились на изощренную лесть и соревновались между собой в том, кто наиболее изысканно восхвалит самодержца. Например, в VII веке поэт Георгий Писида превозносил своего патрона императора Ираклия за его победу над персидским шахом Хосровом следующим образом:
Читайте также
Когда этот и другие подобные тексты начали изучаться западноевропейскими специалистами, они воспринимались ими некритично. Долгое время в науке существовал консенсус относительно утверждения, что обычные византийцы считали власть своих императоров данной от Бога и подчинялись им беспрекословно. Например, в переведенной на русский язык книге «Византийская цивилизация» французский историк Андре Гийу рассуждает о природе императорской власти, фактически используя стиль панегириков:
«Император, как пчелиная матка, получает власть по своему естественному происхождению, а значит, от Бога. Защитник власти, единственный, кто был создан без господина, единственный — абсолютно свободный, поскольку все остальные более или менее являются его пленниками, он зависит на этой земле только от самого себя и правит на ней как абсолютный монарх, откуда и происходит его титул — автократор».
Тем не менее периодически возникали голоса, которые предлагали пересмотреть отношения между императором и его подчиненными. Например, в начале 1920-х советский византинист Владимир Вальденберг написал работу о демократических институтах ранней Византии, но она осталась неопубликованной до 2008 года. Пятьдесят лет спустя немецкий исследователь Ханс-Георг Бек выпустил небольшую брошюру на тему республиканизма в византийской политической философии. Работа Бека была воспринята без особого энтузиазма, и долгое время тезис о византийском самодержавии не подвергался пересмотру.
Однако ситуация сильно изменилась в последние годы. И это заслуга Энтони Калделлиса и его книги The Byzantine Republic: People and Power in New Rome («Византийская республика: народ и власть в Новом Риме»), вышедшей в 2015 году. Неудивительно, что критика устоявшихся представлений исходит именно от Калделлиса, поскольку он заслужил репутацию enfant terrible византинистики. Этот видный американский ученый с поразительной регулярностью выпускает книги, в которых утверждает, что Византия не была ни глубоко религиозным обществом, ни империей. Его иконоборчество вызывает ожидаемую критику, но энергия, настойчивость и смелость делают свое дело, и Калделлис на данный момент является одним их ведущих специалистов по истории Византии. По этой причине The Byzantine Republic была с большим интересом принята и вызвала активную дискуссию о природе политической власти в Византии.
Как видно из названия, Калделлис считает Византию республикой. Во-первых, пишет он, византийцы чувствовали свою преемственность с республиканским Римом. Они даже использовали то же обозначение для государства, что и римляне времен республики, хоть и на другом языке. Свой общественный строй византийцы называли πολιτεία, на современные европейские языки это слово обычно переводится как «государство» (state). Однако Калделлис оспаривает правильность такого перевода. Он замечает, что πολιτεία часто заменяется на τὸ κοινόν, то есть «общее [дело]», и таким образом оказывается эквивалентом латинского res publica, буквально означающего «народное/общее дело». Даже тот же Георгий Писида называет Ираклия спасителем и защитником не империи или царства, а общего дела:
«Если раньше общее дело / республика (τὸ κοινόν) погибало от небрежения властителей, то теперь общее дело / республика (τὸ κοινόν) будет спасено Богом благодаря добродетелям благочестивого правителя».
Вместе с этим Писида, так же как и другие византийские писатели, называет верховного правителя Византии императором (βασιλεύς). Калделлис считает, что здесь нет противоречия: византийцы воспринимали свое государство как монархическую республику, которая управлялась монархом, но по воле народа.
Может быть интересно
Чтобы показать, как монархическая республика работала, Калделлис обращается к многочисленным в истории Византии государственным переворотам. Он утверждает, что ключевую роль в них всегда играл народ, который и инициировал смену неугодного правителя. Ярким примером этого является незавидная судьба императора Михаила V Калафата. Его дядя и предшественник Михаил IV Пафлагон занял трон, женившись на Зое Порфирородной, наследнице прославленной Македонской династии. После смерти Пафлагона Михаил Калафат был назначен соправителем Зои. В стремлении к единоличной власти он лишил Зою трона и отправил ее в ссылку на расположенные недалеко от столицы Принцевы острова. Однако народ возмутился таким поворотом вещей, что и стоило Михаилу трона. Знаменитый византийский писатель Михаил Пселл так описывает восстание против Михаила:
«Когда повсюду распространился слух о новых бедах императрицы, город явил собой зрелище всеобщей скорби; как в дни великих и всеобщих потрясений все пребывают в печали и, не в силах прийти в себя, вспоминают о пережитых бедах и ожидают новых, так и тогда страшное отчаяние и неутешное горе вселились во все души, и уже на другой день никто не сдерживал язык — ни люди вельможные, ни служители алтаря, ни даже родственники и домочадцы императора. Проникся великой отвагой мастеровой люд, и даже союзники и иностранцы — я имею в виду тавроскифов и некоторых других, которых цари обычно держат при себе, — не могли тогда обуздать своего гнева; все готовы были пожертвовать жизнью за царицу. … [все жители Константинополя] ринулись ко дворцу, чтобы спалить его, и ничто уже не могло их остановить, ибо весь народ поднялся против тирана. Сначала они по группам и поотрядно построились к битве, а потом вместе со всем городом целым войском двинулись на царя».
Восстание закончилось для Михаила печально. Толпа взяла штурмом сначала дворец, а затем Студийский монастырь, где он укрывался. Михаила схватили и ослепили, а возвратившуюся из ссылки Зою чествовали как истинную правительницу. Вскоре она в очередной раз вышла замуж, а низвергнутый Калафат скончался.
Подобные выступления неоднократно происходили в истории Византии, и в них прослеживались элементы ритуала. Например, в адрес неугодного правителя толпа кричала фразу ἀνασκαφῇ τὰ ὀστέα ‘вырой его кости’, которая звучала одинаково как в VI веке, так и в XI.
Сохранение традиций на протяжении веков, по мнению Калделлиса, свидетельствует о том, что легитимность византийского императора основывалась на воле народа, который мог утвердить или сместить его.
Еще одним сигналом императору, что он более не устраивает народ, был массовый клич ἀνάξιος ‘недостоин’, который разносился по улицам столицы во время бунтов. Этот призыв является инверсией ритуала аккламации, в котором Калделлис тоже усматривает проявление византийского республиканизма. Аккламацией называется часть коронационных мероприятий, во время которой толпа выражала свое согласие с кандидатурой крикам ἄξιος ‘достоин’. Схожим образом в вечевых республиках Древней Руси народное собрание выбирало и утверждала правителя-князя, который затем руководил военными действиями. Хорошей иллюстрацией демократической процедуры является неудачный бунт полководца Вардана, который начал претендовать на престол после того, как проявил себя выдающимся воином, а народ признал его достойным правления и высказал согласие с его кандидатурой. Выступление Вардана против императора Никифора в 803 году описано анонимным автором «Продолжения хроники Феофана исповедника»:
«Когда в жестокой войне с агарянами была взята большая добыча, Вардан справедливо разделил ее и сделал это не по чинам и личностям, а в зависимости от боевых заслуг, потому-то воины и сочли его достойным царской власти. Провозглашенный царем гласом народным, удостоенный народом многих других почестей и наград (например, в его честь построили и возвели храм), Вардан отправился к Никомидии. Но не малое и не слабое войско вывел против него царь Никифор, толпой своих воинов он заставил мятежника отчаяться в успехе и принудил первым просить о снисхождении».
Калделлис обращает внимание на это и другие восстания и предлагает новый взгляд на их природу. Он отмечает частоту таких восстаний и сравнительную легкость, с которой они начинаются. При этом многие восстания заканчиваются даже не из-за поражения мятежника в бою, а из-за того, что его власть не признается жителями столицы. Калделлис считает, что восстания тоже были своеобразной демократической процедурой. Он воспринимает их как спонтанные выборы императора, в ходе которых новый кандидат может соревноваться в уровне своей поддержки с другими. Такая процедура инициировалось, когда правящий император не справлялся с обязанностями и возникало ожидание, что новый кандидат будет лучше. Когда положение Византии ухудшалось, восстания могли происходить беспрерывно и императоры сменялись один за одним. Например, в начале VIII века за 22 года на престоле сменилось восемь императоров, каждый из которых свергал предыдущего. Эта чехарда прекратилась, лишь когда коллективным решением очередной император был низложен и на смену ему избрали полководца Льва Исавра, о чем сообщает патриарх Никифор в «Хронике»:
«Военные и государственные правители, ввиду неопытности Феодосия и неспособности его противостоять врагам, приступили к нему с уговорами освободить престол и, не потерпев вреда, стать частным человеком. Он отстранился от престола, процарствовав один год. Затем стали избирать жребием кандидатов на престол, и был выдвинут Лев патрикий, бывший тогда стратигом так называемого анатолийского войска. И, как это принято у императоров, он с торжественной процессией вступил через Золотые ворота в Византии и, очутившись в великой церкви, там увенчал себя императорским венцом».
Кроме того, Калделлис ставит под сомнение роль религии в императорской идеологии. Как видно из приведенных выше примеров, византийские писатели не пользуются богословскими концепциями для объяснения смены правителя. Она воспринимается как результат действий различных социальных акторов, а не как проявление божественного вмешательства. Влияние патриарха и духовенства ограничивалось участием в ритуале помазания на царство, в ходе которого утвержденный народом кандидат получал знаки своего нового статуса. При этом мнение патриарха не могло иметь решающего значения.
Всё это позволяет Калделлису называть Византию секулярной монархической республикой. Управление ею было в руках монарха, но его легитимность основывалась на коллективном решении константинопольского народа. Однако придворные писатели стремились изобразить ее теократической монархией, в которой власть полностью принадлежала утвержденному Богом монарху. Это противоречие между риторикой и практикой не уникально в истории. Хорошим примером двойной легитимации могут послужить недавние выборы в Америке. Например, пока Дональд Трамп заявлял о своей всенародной поддержке, его «духовная наставница» Пола Уайт в проповеди говорила о том, что победа ее протеже предрешена на небесах. Этим она лишала американских граждан какого-либо влияния на исход выборов и подразумевала, что единственный действительно важный голос в поддержку кандидата принадлежит Богу. Таким образом, два противоречащих друг другу представления о победе на выборах возможны даже в современном обществе с его культом рациональности.
Аргументация Калделлиса вызывает некоторый скептицизм у других исследователей, однако с его главным тезисом достаточно тяжело спорить. После выхода The Byzantine Republic утверждение о всемогуществе византийского императора и религиозном характере его власти начал терять актуальность. Всё больше внимания обращается на то, что этот концепт был создан в Германии 1930-х годов открытыми сторонниками национал-социализма. Они утверждали существование в Византии полурелигиозной Kaiserideologie, то есть «императорской идеологии», в которую безусловно верили византийцы и под влиянием которой безоговорочно подчинялись правителю. Подобные представления были вполне в духе межвоенного европейского фашизма и скорее являлись выражением атмосферы того времени, а не результатом беспристрастного анализа источников. В противоположность им современные авторы стремятся делать больший акцент на агентность простого народа и его роль в принятии решений.
Читайте также
Таким образом, мы видим, что представление о византийском самодержавии в значительной степени является заблуждением. По этой причине не стоит возводить приписываемые России традиции авторитаризма к византийскому влиянию. Безусловно, титул «царь» пришел на Русь из Византии, будучи трансформацией титула «кесарь», и первым царем был известный жестким правлением Иван Грозный. Однако наследование этого титула связано с определенными ритуалами, целью которых было подчеркнуть всенародное признание нового правителя.
Начиная с наследника Ивана Грозного Федора все русские цари утверждались Земским собором, коллегиальным органом из представителей различных сословий.
Зачастую это решение принималось под давлением «черни», которая могла настаивать на утверждении той или иной кандидатуры. Эта практика прекратилась только во времена Петра I, который принял более высокий титул императора и изменил процедуру коронации. Однако произошло это уже под влиянием не византийских традиций, а современного Петру европейского абсолютизма.
Император в Византии (Дашков, 1997)
Любой выход государя строго регламентировался правилами. Каждая церемония с участием императора была расписана до мельчайших подробностей. И конечно, с великой торжественностью обставлялось вступление на трон нового царя.
Важная роль церкви в ритуале коронации была не случайной, а диктовалась особыми отношениями светской и духовной власти Империи ромеев.
Провозглашение симфонии официальной доктриной вовсе не означало непременного осуществления этого идеала на практике. Бывали императоры, всецело подчинявшие себе церковь (Юстиниан Великий, Василий II), и бывали такие патриархи, которые считали себя вправе руководить императорами (Николай Мистик, Михаил Кируларий).
Со временем блеск империи угас, но авторитет ее церкви среди православных оставался непререкаемым, и императоры Византии, пусть номинально, считались их повелителями. В конце XIV в. патриарх Антоний IV писал великому князю московскому Василию Дмитриевичу: «Хотя по Божьему попущению неверные и стеснили власть царя и пределы империи, однако же и до сего дня царь поставляется церковью по тому же самому чину и с теми же молитвами [как и прежде], и до сего дня он помазуется великим миром и поставляется царем и автократором всех ромеев, т. е. христиан» [151, с. 6].
Дашков С.Б. Императоры Византии. – М., 1997, с. 19-22.
1. Отношение к этому было неоднозначным у самих ромеев. «Я полагаю, — писал еще в V в. Синесий, — что ничто и никогда не причиняло Римской империи такого вреда, как та театральная пышность, окружающая фигуру императора, которая втайне подготавливается священнослужителями и выставляет нас в варварском облике» [77, с. 345].
2. По мнению Г. Острогорского. Иногда полагают, что обряд миропомазания появился в Византии значительно раньше.
3. При провозглашении последнего императора Константина XII Палеолога на изготовление щита была использована последняя серебряная дверь Большого дворца.
[59] Никита Хониат. Никиты Хониата история, начинающаяся с царствования Иоанна Комнина / Пер. под. ред. В.И. Долоцког (1 т) и И.В. Чильцова (2 т) / ВИПДА, СПб, 1860-1862.
[187] Острогорский Г.А. Эволюция византийского обряда коронования // Византия, южные славяне, Древняя Русь, Западная Европа. Сб. статей в честь В.Н. Лазарева. М., 1973.
[151] Курганов Ф.А. Византийский идеал царя и царства и вытекающие отсюда, по сравнению с идеалом церкви, отношения между церковной и гражданской властью. Казань, 1881.
[182] Мейендорф И. Византия и Московская Русь. Париж, 1990.
[77] Сметанин В.А. Перечень изданий поздне-византийских писем с 1502 по 1917 г. АДСВ. Вып. 6. 1969.
23. Понятие власти Византийского Императора. Его статус и компетенция. Аппарат центрального и местного управления в Византийской Империи.
Византийское государство IV—VII вв. унаследовало, с теми или иными особенностями, основные черты государственного строя позднеримской империи. Во главе государства стоял император, наследник власти римских цезарей.
Власть византийского императора в IV—VII вв. не была произвольной. При всей широте полномочий императора она умерялась необходимостью следовать «общим законам» империи и особенно отсутствием принципа наследственности престола. Новый византийский император избирался сенатом, «народом Константинополя» и армией, роль которой в избрании императора Византии неуклонно падала.
Важным фактором политической жизни Византийского государства этого времени было одобрение кандидатуры императора «народом Константинополя». Еще в IV в. императорским указом «народу Константинополя» — различным социальным слоям и группировкам населения столицы, собиравшимся на константинопольском ипподроме, было предоставлено право выражать просьбы и предъявлять императору требования. На этой основе в Византии возникли особые политические организации — так называемые городские партии (димы). Социальную опору двух наиболее крупных димов — они назывались «голубые» и «зеленые» — составляли различные группировки господствующего класса. Первых поддерживала сенаторская и муниципальная аристократия, вторых — торгово-финансовая верхушка византийских городов. Димы имели определенную организацию и даже вооруженные отряды. В V в. аналогичные организации по типу столичных димов были созданы и в других городах Византийской империи. Они превратились с течением времени в своего рода общеимперские организации, тесно связанные друг с другом. В IV—VI вв. роль димов в политической жизни была значительной.
Укрепление основ императорской власти в VIII—IX вв. сопровождалось изменением ее атрибутов. За византийскими императорами окончательно утверждаются греческие титулы василев-са (царя) и автократора (самодержца). Культ императора-василев-са достигает невиданных ранее размеров. Божественный император считался владыкой вселенной (Ойкумены). Его прерогативы были неограниченными. Василеве издавал законы, назначал и смещал высших чиновников, являлся верховным судьей и командующим армией и флотом.
Характерно, что при такой всевластности его положение не было очень прочным. Примерно половина всех византийских императоров была лишена власти насильственно. Система престолонаследия длительное время у византийцев отсутствовала: сын ва-силевса не рассматривался обычаем как обязательный законный наследник.
Традиционализм, рутина церемониалов, отработанных до мельчайших подробностей и освященных обычаем, серьезно сковывали личные возможности императоров. Их реальная власть, по мнению ряда исследователей, начинает неуклонно ослабевать. Этому способствовали новые тенденции, порожденные воздействием феодальных отношений. По мере развития в Византии феодализма между императорами и крупными феодальными землевладельцами (ди-натами) складываются новые для византийской государственной практики сеньориально-вассальные отношения. Начиная с Х в. византийский самодержец нередко вынужден заключать феодальные договоры с некоторыми своими подданными — динатами, беря на себя обязанности феодального сеньора.
Византия выступала как единственная законная наследница великого Рима и претендовала на господство во всем мире. Фундаментальной государственной идеей становится теория симфонии – гармоничного союза христианской церкви и христианской империи. Получает оформление доктрина божественного происхождения власти императора – повелителя всей православной ойкумены. Во главе государства стоял император власть которого юридически не была ограничена, однако фактически власть императора была ограничена высшими чиновниками, сенатом (синклитом), государственным советом (консисторием), военно-политическими организациями (димами). Империя управлялась ведомствами во главе с высшими чиновниками. Империя делилась на 2 части – префектуры – Восток и Иллирик. Префектуры делились на – 7 диоцезов. Диозцезы делились на – 50 провинций. В 8 веке феодализация общества привела децентрализации государственного управления : старые административные единицы заменяются на новые – военно-административные округа – фемы.
Для государственного строя Византии на основных этапах его развития характерно наличие огромного бюрократического аппарата, как центрального, так и местного.
В Х в. в византийской «табели о рангах» насчитывалось 60 таких рангов. Центральное управление империей сосредоточивалось в Государственном совете (консистории, а позднее синклите). Это был высший орган при императоре, руководивший текущими делами государства. Его функции не были четко определены, и на практике он играл немалую политическую роль. Государственный совет состоял из высших государственных и дворцовых чинов, являющихся ближайшими помощниками императора. В их число входили два префекта претория, префект Константинополя, магистр и квестор дворца, два комита финансов. Эти высшие чиновники империи обладали обширными полномочиями, в том числе судебными. Так, два префекта претория являлись высшими руководителями местного государственного аппарата; префект Константинополя являлся гражданским правителем столицы и председателем сената.
Важные функции имели и высшие дворцовые чины: магистр — начальник дворца и квестор — главный юрист и председатель консистория. Они осуществляли непосредственно управление делами империи с помощью разветвленного бюрократического аппарата. Общая численность византийских чиновников в это время была огромной. Только в ведомствах двух префектов претория служило не менее 10 тыс. гражданских чиновников.
Роль центрального государственного аппарата возросла в IX— XI вв. Государственный бюрократический аппарат в эту пору контролировал все сферы политической, экономической и даже культурной жизни Византии. Его структура стала еще более сложной и громоздкой. Количество ведомств («секретов») увеличилось до 60. С IX в. вследствие роста императорского хозяйства и двора усложняется дворцовая администрация. Различия между государственными ведомствами и дворцовыми службами становятся все менее четкими. Дворцовая администрация все чаще вторгается в руководство общегосударственными делами. Другая черта, характерная для центрального управления Византии этого времени, — распыление отдельных государственных функций между различными, нередко дублирующими друг друга государственными ведомствами. Так, финансовое управление было разделено с VII в. на несколько неподчиненных друг другу «секретов». Судебные функции были разделены между различными учреждениями: судом патриарха, судом городского префекта (эпарха), особым судом для дворцовых служб императора и др.